Дидье Ковеларт - Притяжения [новеллы]
Пока хозяин проверяет, все ли в порядке, я снова рассматриваю фотографию на столе. Этот дом меня заинтриговал. Столько усилий архитектора, брошенных на произвол судьбы и запустение, — задевает за живое эта несправедливость. Растрескавшаяся лепнина, искрошившееся кружево деревянных фронтонов, резные ставни, висящие на одном гвозде… Кажется, будто окружающий пейзаж, плоский и невыразительный, из зависти обглодал мало-помалу дерзкие башенки, чувственные колонны, декоративные узоры, все эти барочные излишества, такие вызывающе неуместные здесь.
Человечек протягивает мне карту местности, я прячу ее в карман вместе с экземпляром договора и конвертом, в котором лежит ключ от «санитарно-технического оборудования», говорю «спасибо».
— О! — машет он рукой, вроде бы уничижительно, но будто с предвкушением — странная смесь. — Поглядим, что вы скажете, когда будете на месте.
— Вы говорили о полигоне… А что там делают?
В ответ он только поджимает губы — мол, не знаю, — и, отводя глаза, провожает меня до двери. Что-то он вдруг заспешил, словно ему не терпится меня выпроводить.
— Это хоть не опасно? — спрашиваю я, охваченный запоздалым сомнением.
Он пожимает плечами.
— Жить вообще опасно, месье, опасно все, от рождения до смерти, а иначе какой был бы интерес в жизни? Но со стороны полигона — нет, вам ничто не грозит. А вот против волн, комаров и дождя я, увы, бессилен. Счастливого отдыха.
Он крепко жмет мне руку и открывает дверь. Треньканье колокольчика как бы пресекает дальнейшие вопросы.
Я иду назад по улице; надо бы посмеяться, как-никак хорошую шутку сыграю со своими чадами и домочадцами, но мне не до того. Шагаю как в тумане, меня одолевают странные мысли, нетерпение, тоска неизвестно по чему. Этот дом, фотографию которого я уношу в кармане, волнует меня, как могло бы волновать место, где прошло детство, как что-то знакомое и давно утраченное. Словно его вид пробудил во мне воспоминания, о которых я сам не знал.
* * *— When I fuck you!
Я вздрогнул, заднее колесо трейлера зацепило обочину.
— Стефани, не пой, когда твой отец идет на обгон!
— When I fuck you, My dick is blue!
На ней наушники, так что хоть обкричись. Ее мать должна бы обернуться и поговорить с ней жестами, но, когда я за рулем, Кристина смотрит на дорогу, судорожно вцепившись в разложенную на коленях карту.
— Ну вот! — фыркает Жан-Поль. — Этот паршивец Петен опять за свое!
Он недавно обнаружил центральную полосу «Дофинэ-Диманш», где под рубрикой «60 лет назад» воспроизводятся факсимиле тогдашних новостей. Мы живем в ритме времен оккупации, терактов Сопротивления, репрессий нацистов и дипломатии Виши. Его мать принимает это на свой счет как немка, хоть и швейцарская.
— Какие же они все были придурки, — удрученно вздыхает Жан-Поль, поднимая глаза от газеты.
Он возвращается в наши дни и, переваривая проглоченное прошлое, смотрит, как паинька, в окно на загородный пейзаж с дорожными развязками, рекламными щитами и эмблемами Макдональдса. Цивилизация — это тоже хорошо.
— ʼCause when I fuck you, My dick is blue! — выводит его сестра в зеркале заднего вида, очумело крутя головой в такт.
Последняя рулада — и она умолкает, со зверским лицом и застывшим оскалом в стиле «доберман». Вытаскивает из одного уха наушник и требует чипсов. Я спрашиваю, знает ли моя дочь, что поет.
— Уилла Брикса, — рубит она безапелляционным тоном: мол, тебе не понять, и не пытайся.
— Он становится штрумпфом?[9]
— Чего?
— Он поет о том, что, когда трахается, у него синий член.
— Этьен! — хмурится Кристина.
— Вечно ты все опошлишь, — бросает мне дочь, снова затыкая ухо.
И снова воцаряется тишина, только кондиционер шипит под хруст чипсов и пиканье компьютерной игры Жан-Поля. Что тут скажешь — нормальные подростки. Вот только они были такими и до переходного возраста. Малолетние нахалы. Несговорчивые, упрямые, самоуверенные и плюющие на всех. Они бездельничают, как я, но с уныло-деловитым видом своей матери, отчего смотреть на них нам обоим невыносимо; правда, видим мы их редко.
Каждый год в мае Кристина устраивает им сцену, когда они начинают строить собственные планы на лето. Она кричит, что они не одни на свете, что стоило ли тогда дедушке покупать трейлер ради укрепления семьи. Вопрос решается баш на баш: мы оплачиваем детям планы на июль, а они едут с нами в августе — то есть используют машину. Сразу по приезде они заводят друзей в кемпинге, и больше мы их не видим. Кристина, правда, заставляет их подписывать открытки, которые она посылает моему отцу.
— Далеко еще? — осведомляется Стефани, покончив с чипсами.
— Километров десять, — отвечает Кристина, уткнув ноготь в карту.
— А там так же фигово, как здесь?
— Спроси у отца.
Я говорю, что это сюрприз. За пиканьем слышатся два напряженных вздоха.
— Налево после распятия, — роняет Кристина. — А дальше ищи сам, раз не хочешь сказать, как называется твой кемпинг.
— У него нет названия.
— Это обнадеживает.
Я улыбаюсь, включая поворотник. В десятый раз Кристина открывает путеводитель, подчеркнуто не теряя надежды найти в окрестностях живописный вид, достопримечательность, популярный ресторан, которых просто не заметила раньше. Я знаю, она корит себя за то, что предоставила мне выбирать маршрут. Она ожидает худшего. И в кои-то веки я ее не разочарую.
— Комар! — визжит Стефани. — Блииин, даже кондишена с фильтром нет в этой паршивой тачке! Мама, не шевелись!
Звонкий хлопок по плечу Кристины, та вскрикивает.
— У-у, дура, — бормочет Жан-Поль, — из-за тебя очко потерял!
Пиканья становятся чаще. Я сворачиваю на развязке у придорожного распятия, удостоверяюсь, быстро оглядевшись, что никто из троих не заметил ограничивающего движение большого щита с эмблемой Министерства обороны. «Вы въезжаете в военную зону. Проход на пляж и в лес вне специально обозначенных мест строго запрещен». Радостный холодок пробегает по спине, и неожиданно для себя я пою:
— ʼCause ту dick is blue!
Кристина окидывает меня полярным взглядом. Я вписываюсь в поворот, скрытый высокой травой, и мы оказываемся на прямой, в конце которой — полосатый шлагбаум с охранником в будке.
— Надо же, кордон, — невозмутимо бросаю я.
— Дети, пристегнитесь, — суетится Кристина.
Она закрывает путеводитель, Жан-Поль поднимает нос от игры, Стефани выключает плеер. Я сдаю назад и аккуратно торможу. Опускаю стекло, к нему склоняется солдат в плащ-палатке.
— Месье.
Я вежливо здороваюсь.
— Куда едете?
Откинувшись на спинку сиденья, извлекаю из внутреннего кармана бумагу с названием и покладисто протягиваю ему. Он пробегает ее глазами, хмурясь и неодобрительно косясь на мою широкую улыбку, потом просит нас минутку подождать. Уходит в будку, где двое его коллег пьют кофе и в окошко посматривают на нас. Я вижу, как он говорит по телефону, повернувшись к нам, — наверняка описывает «вольво» и прицеп.
— Я могу узнать, что все это значит? — сухо спрашивает Кристина, пытаясь поймать мой взгляд.
Я пожимаю плечами: мол, сам удивляюсь. Жан-Поль вдруг прыскает:
— Он забронировал концлагерь!
Я не могу удержаться от смеха, а Кристина, повернувшись на сиденье, обрушивает праведный гнев на осквернителя святынь:
— С этим не шутят, Жан-Поль!
Солдат выходит из будки и возвращает мне бумагу.
— Все в порядке, можете ехать. Но у вас арендовано до пятнадцатого — и ни дня больше. В запретную зону к северу от деревни не заходить. Купаться в этой части мыса тоже запрещено. Общественные пляжи на другой стороне, ближе к городу, смотрите указатели. И ни в коем случае не сворачивайте с шоссе: движение по проселочным дорогам гражданским автомобилям запрещено. Счастливо вам отдохнуть.
Я благодарю его за любезность и жму на газ. Он поднимает шлагбаум. Я проезжаю, помахав ему на прощание рукой.
— Хейли-хейло! — выдает Жан-Поль музыкальный комментарий.
— Нет, это черт знает что такое! — взрывается Кристина.
Переключая скорость, я отвечаю на этот смелый вывод поджатием губ.
— Парень из агентства что-то говорил мне насчет военных. Ну и хорошо, хоть воров можно не бояться. Помнишь, сумку у тебя украли в прошлом году?
У Кристины отвисает челюсть при виде развороченной гусеницами земли вокруг.
— Полигон! Ты хочешь, чтобы мы отдыхали на полигоне!
Она оборачивается к детям, призывая разделить ее возмущение.
— Вот хрень! — шипит Стефани. — Да тут же будет пустым-пусто!
— А на когда назначены испытания химического оружия? — ехидно осведомляется Жан-Поль.
— Едем назад! — решает Кристина.
— Нет.
Она смотрит на меня круглыми глазами, ошарашенная моим властным тоном.
